Убийца и блудница
Светлана Крайнюкова. Рецензия на «Преступление и наказание» Федора Достоевского
Можно ли смеяться над книгой Достоевского? Свят-свят, да о чем тут можно говорить! О ТАКОМ и подумать страшно! Есть ли на свете писатель, столь же далекий от всего смешного, сколь Достоевский? Да как можно смеяться над ним, с его христианством и призывами к нравственности?
А я смеялась. И моя мама, застав меня смеющейся над «Преступлением и наказанием», обозвала меня холодным циником.
И никогда бы я вообще не призналась в этом страшном грехе, если бы Набоков в своих «Лекциях по русской литературе», с ему одному свойственным сарказмом, не процитировал то же предложение, о которое споткнулась в свое время я: «Огарок свечи уже давно погасал в кривом подсвечнике, тускло освещая в этой нищенской комнате убийцу и блудницу, странно сошедшихся за чтением вечной книги». Далее Набоков добавляет: «Убийца и блудница» и «вечная книга» - какой треугольник!».
На самом деле, ужас такой, что аж дух захватывает.
Мне до Набокова далеко. К сожалению. Но после него я могу позволить себе, по крайней мере, высказать свое мнение о Достоевском.
Пусть меня растерзают специалисты по Достоевскому.
Пусть меня убьют его поклонники. Пусть меня зарежут школьные учителя литературы.
Но воспринимать всерьез Достоевского я не могу.
Всегда мне кажется, что я читаю книгу с середины. Новые герои появляются как-то неожиданно. Мотивы поступков темны.
Например, как мог утонченный и добрый студент Раскольников убить двух женщин топором? Неинтеллигентно эдак, пристрелил бы, ну, на худой конец, из лука. Или духового ружья. А взять и так грубо, как в лучших книгах о маньяках. Топором. И все потому, что хотел видеть в себе Наполеона, а не тварь дрожащую. Не верю, как сказал бы Станиславский.
От мельтешения персонажей и искусственных диалогов голова идет кругом. Как известно, Федор Михайлович, находившийся в стесненных материальных обстоятельствах, вечно спешил - издатели торопили. Это заметно.
У Достоевского все ясно за версту. Если у героини прозвище Смердящая, значит, не иначе, кто-то вступит с ней в интимную связь. И чем больше смердит она, тем выше вероятность того, что сексу быть! Так незамысловато автор показывает нравственное падение ее, так сказать, партнера. (Ой, какой ужас!) Если на сцене появляется пьяница, значит, вместе с ним гибнуть в адских муках всей его семье. И только так!
Главный жанр романов Достоевского - назидательный психологический детектив с элементами лучших книг триллеров и христианскими аллегориями. Наверное, за это его из плеяды русских писателей так выделяют на Западе. Тут тебе и лихо заверченная интрига, и любовь, и убийства, и свойственная русской классической литературе назидательность, и глубина чувств. Какой поистине РУССКИЙ коктейль! Читатель дрожит от возбуждения!
Мне кажется, некоторые культурные туристы с Запада и ездят к нам только за тем, чтобы поймать за хвост какого-нибудь князя Мышкина, Раскольникова или, на худой конец, Свидригайлова, чтобы завести с ним разговор на излюбленную, по их мнению, русскую тему: о Душе.
Так вот. Заявляю со всей ответственностью человека, прожившего в Петербурге - главном для Достоевского городе - четыре десятилетия: мир героев этого писателя мало общего имеет с миром россиян и России. Россия Достоевского - другая страна, родившаяся в государстве страстей, которыми всю жизнь был терзаем бедный Федор Михайлович. И к жизни его романы не имеют большого отношения.
. . . . . . . .